Нить неизбежности - Страница 2

Вокруг шелестели джунгли и щебетали попугаи, в общество которых затесалось несколько придурковатых чаек. Нужно было идти вперёд, с целью реализации какого-то национального интереса верховного командования. С каждым шагом листва над головой становилась всё гуще, а почва под ногами — всё ненадёжней и податливей. Но это ещё не сон… Сон начнётся после того, как ноги провалятся в густую чёрную жижу, а воистину спящим можно считать себя, лишь когда болотная вонь станет на уровне глаз и будет всё равно — дышать или смотреть. Интересно, каково здесь было бы идти строевым? Ать-два! Соловей, соловей, пташечка! Эх!

— …азимут 106, — булькает рация, пристроенная к поясу.

А вот это уже не сон — это просто бред какой-то. Посреди тухлого болота растёт сосна, от которой изо всех сил пахнет Родиной, — значит, это гуманитарная операция по спасению отечественных зелёных насаждений, которым угрожает деградация и гибель, связанная с невозможностью укорениться в земле басурманской. А вот теперь следует закрыть глаза, поскольку заранее известно, что за украшения появятся через мгновение на этих разлапистых ветвях. И почему азимут 106, а не 108, например? Тут куда ни иди, а всё равно на это дерево напорешься. Может, кому другому берёза милей, а отставного поручика Онисима Соболя так и тянет на сосну — может, на ней висеть удобнее? Но пробовать пока чего-то не хочется. Вон они — все восемнадцать. Висят и весело моргают, и у каждого на лице написано неутолимое желание услужить национальным интересам. И глаза закрывать бесполезно — они и так уже закрыты неоднократно.

— Поручик Соболь!

Это ещё кто? Кто смеет тревожить прославленного ветерана, когда душа его погрузилась в привычную жуть? Кто смеет…

— Да очнись ты!

Голос женский, но привык командовать, причём явно не только в пределах кухни. Кстати, пока тепло, можно отсюда вообще не уходить — плату-то только за вход берут, а если здесь и переночевать, считай, четвертак заработал. Кстати, щебет куда-то исчез — только волна шелестит, и чайки орут, твари…

— Поручик!

А вот это уже лишнее. Если сон начинает вести себя слишком вызывающе, надо сделать над собой усилие — подняться, добежать до того места, откуда шелестит, а потом окунуться в эти навязчиво нежные волны, в молчаливую утробу этой густой синевы.

— Глаза открой — споткнёшься. — Оказалось, что на том месте, где совсем недавно расслаблялись щебечущие красотки, теперь стоит сама полковник Кедрач в чёрном купальнике и без погон. — Ты что — решил весь остаток жизни проспать?

— Азимут 108. — Когда не знаешь, что ответить, следует ляпнуть что попало. — Перебежками до шестой сосны в двенадцатом ряду.

— Прекрати юродствовать!

— Ах, если б мог я быть блажен, то предавался бы блаженству. — Он медленно поднялся, намереваясь добрести-таки до шелеста волн, чтобы погрузиться в прохладную солёную тишину, но на плечо легла маленькая твёрдая ладонь.

— Поручик. — Теперь её голос звучал из-за спины. — Сегодня в 18:00 жду вас в уездной комендатуре. Форма одежды произвольная.

— В плавках можно?

— Это — как минимум.

Она исчезла вместе с голосом, и тащиться к воде сразу же расхотелось. И какой, спрашивается, леший её сюда принёс… Случись война, он был бы только рад геройски погибнуть, но такого роскошного повода для возвращения в строй не предвиделось. Впрочем, Спецкорпус Тайной Канцелярии всегда находится в состоянии войны, так что, может, и вправду стоит прервать затянувшийся отпуск. Сегодня в 18:00. Похоже, бывшее начальство в самом деле знает его лучше, чем он сам. Полковник Дина явилась сюда именно сегодня, когда он впервые за три последних года почувствовал, что уютное беспамятство перестало спасать от застарелой боли, когда сквозь безразличие ко всему начало проступать отвращение к себе самому. Впрочем, не всё ли равно, что будет… Значит, в 18:00, и бороду обрить.

26 августа, 16 ч. 26 мин., Пантика, уездная комендатура.

— Дина, а, собственно, почему вы так уверены, что он явится? — Генерал Сноп сидел в глубоком кресле, наблюдая за вращением собственного большого пальца правой руки вокруг такого же пальца руки левой. — И с чего вы взяли, будто он именно тот человек, который нам нужен?

— Это не я взяла. Это подтверждают данные тестирования. Я сама не сразу поверила, когда он оказался в списке.

— Но там ещё шесть сотен имён. Не понимаю я вашей настойчивости.

— Если честно, я сама не очень-то понимаю.

— А по-моему, всё вы прекрасно…

— Да, я думаю ещё и о нём. В конце концов, поручик пару раз спасал мне жизнь, и если он окажется не хуже прочих….

— Но даже если он согласится, во что я, кстати, не верю, пятьдесят процентов за то, что он погибнет, остальное — за то, что он просто не вернётся. Мы, голубушка, к сожалению, сами толком не знаем, какого результата хотим добиться и что, собственно, надо делать, чтобы достичь незнамо чего. — Генерал кисло улыбнулся, глядя на собеседницу из-под взлохмаченных седых бровей. — Хотя, с другой стороны, я вас вполне понимаю — терять парню нечего и деваться ему некуда. Но нам-то не о нём думать надо, а о деле.

— Но мы в любом случае ничем не рискуем, кроме жизни человека, которому нечего терять, как вы изволили выразиться.

— Нет, голубушка, весь риск в том и состоит, что не мы одни интересуемся этим, с позволения сказать, феноменом. — Генерал потянулся к стакану с остывшим чаем. — Может, в том и не будет ничего хорошего, если мы докопаемся до сути, с позволения сказать, явления. Но если Конфедерация или ромеи раньше нас сообразят, что к чему, — вот тогда и будет нам на орехи. Тогда последствия в лучшем случае ещё сотню лет расхлёбывать придётся, а в худшем — некому будет расхлёбывать.