Нить неизбежности - Страница 121

121

Самая молодая из всех, Антонина Лещ, манекенщица из Новаграда, прожила 22 года и умерла всего месяц назад, судя по всему, толком и не поняв, что с ней стряслось и куда она попала.

После того, как они угодили в это странное, даже по здешним понятиям, место, где холмы вывернуты наизнанку, а в лиловом небе вместо луны висит здоровенное вымя, противник так и не дал о себе знать. Ни безликие призраки, ни гвардейцы с пёсьими головами, ни рогатые черномордые красноглазые бестии в медных касках и стальных панцирях — никто не появлялся в поле зрения. Тащиться куда-либо со всем боезапасом было совершенно немыслимо, а израсходовать его на месте не представлялось возможным. Бойцы всё чаще отпрашивались в увольнения и исчезали со своими подружками за дверью, сиротливо стоявшей посреди руин и отбросов, — там был длинный ярко освещённый коридор со множеством дверей, ведущих во вполне уютные гостиничные номера без окон, но с холодильником, баром и раздельным санузлом. Всё это казалось удобным тылом для длительной обороны, но обороняться было не от кого, и это как раз и настораживало — война продолжалась, война была вечной, и нет ничего обманчивей затишья перед боем.

— Уходить отсюда надо, — вдруг ни с того ни с сего заявил рядовой Конь, разглядывая холмы в двадцатикратный бинокль. — Хрен с ними, с патронами. Прихватим сколько сможем. Бабы тащить помогут — они бабы ничего, старательные.

— И куда пойдём? — задал Мельник скорее риторический вопрос.

— Ты командир, ты и командуй, — рассудительно заметил рядовой. — Только сразу скажу: вон там мне не нравится. — Он указал на изнанку холмов под красным выменем. — Там сам чёрт ногу сломит.

— А нам в такое место и надо.

— Тебе виднее, командир, но там, по-моему, дерьмово.

— А где здесь хорошо? — поинтересовался унтер.

— Вон там за дверью неплохо, — тут же отозвался рядовой. — Может, все в увольнение сходим — там местов хватит. А?

— Ага! — Мельник снял с подчинённого каску и влепил ему увесистую затрещину. — Это — чтобы выбить вредные мысли из твоей тупой башки. Не понимаешь, дурила, что бдительность превыше всего?! Тут моргнуть не успеешь, как окажется, что ты уже на вертеле и лысый чёрт угли под тобой ворошит. Не помнишь, как Торбу вызволяли?

— Да помню я. — Конь изобразил виноватый вид. — Тогда уходить надо. Чую — нас тут скоро всех поджарят — скопом, вместе с бабами. Мне Лукреция такого порассказала…

— Потом расскажешь, — прервал его унтер. — А теперь давай-ка пройдись по постам — пусть снимаются и начинают ящики в гостиницу перетаскивать.

— Так ведь если по двери долбанёт, считай, без патронов останемся, — на всякий случай заметил рядовой.

— Выполнять! Когда закончите, доложишь. Как сделают, пусть все за дверью сидят и не высовываются.

— Есть! — Рядовой Конь коротко козырнул и побежал выполнять приказание, сунув унтеру в руки бинокль.

Ощущение гнетущего ужаса, висящее в воздухе, нарастало с каждым мгновением. Мельник почувствовал, как его спина покрылась холодным потом — а ещё говорят, что мёртвые не потеют… Временами он вглядывался в ломаную линию горизонта, но там не было никаких шевелений, как будто это была просто картина, написанная каким-то сумасшедшим, а не реальный ландшафт.

Когда небо над головой дало трещину и вниз посыпались рубиновые осколки и куски раскалённого шлака, рядовой Конь уже мчался с докладом, пытаясь увёртываться от нежданной напасти.

— Назад! — Мельник, размахивая руками, бросился к нему, но когда до места встречи оставалось полдюжины аршин, рядовому на голову упала свинцовая гиря и, мгновенно расплавившись, начала стекать по груди, украшенной двумя орденами.

Унтер успел подхватить падающее тело и взвалить его на плечо. Теперь надо было только добежать до двери, не обращая внимания на бьющиеся о каску куски хрусталя. Когда до цели оставалось несколько шагов, дверь распахнулась, и трое солдат, покидав в развёрнутую плащ-палатку всё, что осталось от Мельника и Коня, ринулись к убежищу.

— А ну, расступись! — рявкнул Громыхало на женщин, высунувшихся из дверей своих номеров, и пальнул из гранатомёта туда, где коридор кончался тупиком.

Стена обрушилась, открывая путь на равнину, покрытую потрескавшейся глиняной коркой, посреди которой лежал на боку четырёхтрубный океанский лайнер. Первыми в пролом рванулись те, кто нёс плащ-палатку с останками, за ними одна за другой побежали девицы, увешанные оружием, а следом, волоча ящики с боеприпасами, потянулись бойцы. Когда рядовой Громыхало и сержант Сыч, толкая перед собой холодильник, полный снеди и прохладительных напитков, последними покинули помещение, оказалось, что пустынная сухая равнина раскинулась со всех четырёх сторон.

ПАПКА № 8

Документ 1

Мы приходим к нашим богам, хотя и знаем, что они давно покинули нас — то ли умерли, то ли уснули навеки. Мы знаем, что можем больше не ждать от них ни милости, ни кары. Громы и молнии, пучина вод, движение ветров, всходы травы и даже неумолимость времени — всё это осталось без твёрдой руки хозяина. Наших богов не стало, но мы продолжаем приносить им жертвы и петь им гимны — не потому, что нам дорога память о них, а потому, что нам страшно оставаться наедине с миром, которым правят обезумевшие духи стихий, которых некому усмирить.

Великая битва разразилась меж небесной твердью и твердью земной, и некто неведомый низверг владык в бездонный Тартар, мир без надежды и радости. Но и там они останутся владыками — потерявшие власть над живыми обрели власть над мёртвыми. Мы все когда-нибудь увидим конец собственной жизни, а значит, ушедшие боги останутся богами и для нас, и для тех, кто последует за нами.

121